Прованс навсегда - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

После этого инцидента вид приближающегося и замедляющего ход автомобиля стал для нас сигналом тревоги.

— Веди себя пристойно, — инструктировала меня жена. — Кажется, входят на участок… Нет, остановились возле почтового ящика.

Позже, отправившись к ящику за почтой, я нашел рядом книгу в пластике, оставленную с целью получить обратно на следующий день с автографом. Подписанная книга в том же пластике легла на крышку колодца, придавленная камнем, и на следующий день исчезла, полагаю захваченная оставившими ее тактичными людьми, не желавшими беспокоить нас без предуведомления.

К концу лета мы уже не оставались единственными, кого навестили читатели. Наш сосед Фостен тоже подписал книгу, немало этому удивившись, потому что, как он выразился, он-то не écrivang. Я сообщил ему, что люди в Англии прочитали о нем, он снял картуз, пригладил прическу и дважды повторил:

— Ah, bon?

Судя по тону, ему известие понравилось.

Шеф-повар Морис тоже раздавал автографы, и довольно часто. Никогда раньше столько англичан к нему не заезжало, сказал он мне. Некоторые удивлялись, что он и вправду существует, они полагали, что персонаж мною выдуман. Другие заказывали меню по книге, включая заключительный стаканчик marc.

Наконец достали и нашего знаменитого сантехника мсье Меникуччи, заскакивавшего иногда между своими œuvres поболтать с нами о политике, о повадках лесных грибов, о капризах климата, о перспективах сборной Франции по регби, о бессмертном гении Моцарта, а также о последних мировых достижениях в области сантехники. Я подарил ему книжку, показав места, в которых встречается его имя, и сказал, что иные из посетителей выражали желание с ним встретиться.

Он поправил свой шерстяной колпак и ворот старой клетчатой рубашки.

— C'est vrai?

Истинная правда, заверил я его. Его имя даже появилось в «Санди таймс». Может быть, стоит организовать для читателей встречу с ним.

— Ah, Monsieur Peter, vous rigole.

Но видно было, что идея ему по душе, а книгу он, уходя, нес так же бережно, как какое-нибудь хрупкое и дорогое биде.

Голос в трубке звучал, как будто его владелец находился в Австралии, бодро и гулко.

— Здрасьте. Валли Сторер, английский книжный, Канны. У нас тут стада британцев, ваша книжка очень неплохо расходится. Как насчет прибыть во время кинофестиваля на подписание?

У меня всегда сохранялся здоровый скептицизм относительно литературных аппетитов людей киноиндустрии. Если вы упомянете Рембо в отеле «Бель-Эр», народ подумает, что вы о Сильвестре Сталлоне. В читательский ажиотаж и подъем продаж не верилось, однако развлечение неплохое. Может, кинозвезду увижу, подумал я. Или очередную Мисс Бюст на набережной Круазет, или — самое невероятное явление — улыбку официанта на террасе отеля «Карлтон». И я охотно согласился.

Погода выдалась — для книготорговли — хуже некуда: жаркая, солнечная. Я вползал в город в тягучем потоке автомобилей, любуясь яркими плакатами на фонарных столбах, оповещавшими, что Канны и Беверли-Хиллз отныне близнецы-братья, и раздумывая, как мэры только что породненных городов кинутся посещать друг друга с рабочими визитами, укреплять дружбу за счет налогоплательщиков, оплачивающих их каникулы любви.

Возле Дворца фестивалей несметное число полицейских, вооруженных, радиофицированных и при темных очках. Главное занятие полиции — создание пробок и предотвращение похищения Клинта Иствуда какими-нибудь злоумышленниками. С умением, отточенным годами практики, они направляют автомобили в одну пробку, затем раздраженными кивками перебрасывают в соседнюю. За десять минут я одолел пятьдесят ярдов. Паркуясь в гигантской подземной стоянке, я обратил внимание на граффити на стене:

...

ПОСЕТИТЕ КАННЫ, МЕЧТУ ТУРИСТА — ТОЛЬКО Я БЫ И ДНЯ ТУТ НЕ ЗАДЕРЖАЛСЯ

Я отправился в кафе на Круазет позавтракать и — а вдруг такое счастье! — на звезд поглядеть. Все присутствующие прибыли за тем же. Никогда не видел, чтобы столько незнакомых друг с другом людей рассматривали визави с таким интересом. Девицы все с надутыми губками и со скучающими минами на мордочках. Мужчины вооружены программками фестиваля, в которых с резолютивным видом марают что-то на полях. На столах рядом с круассанами тут и там возлежат мобильники, ожиданием звонков подчеркивая важность их обладателей. Каждый при пластиковом делегатском значке и при полиэтиленовом фестивальном пакете с надписью «Le Film Français/Cannes 90». Ни намека на Le Film Anglais или Le Film Américain, но грех не воспользоваться положением хозяина фестиваля. Круазет увешана плакатами с именами актеров, режиссеров, продюсеров, дантистов, парикмахеров. Восславления концентрируются перед крупными отелями таким образом, чтобы индивид мог видеть свое имя каждое утро из окна своей спальни перед традиционным каннским завтраком — яичницей с беконом и множеством собственных «я». Воздух насыщен бешеной деятельностью, большие баксы и крупные дела, и группа энергичных людей спешит по набережной Круазет и вдруг замечает старика нищего, сидящего на мостовой перед отелем «Мажестик» с одиноко сверкающей на дне перевернутой и истрепанной шляпы монеткой в двадцать сантимов.

Подкрепившись своей дозой гламура, я оставил великих моголов кино и прошел по узкой рю Бивуак Наполеона к англоязычной книжной лавке, готовясь к странной процедуре сидения в витрине в расчете на то, что кому-то, кому угодно, придет в голову идея попросить меня подписать книгу. Разок-другой я уже примерял к себе это занятие. Не скажу, что слишком приятно ощущать на себе взгляды людей, не отваживающихся подойти. Может, они воображали, что я кусаюсь. Конечно же, они не представляли, какое облегчение чувствует автор, к которому приближается какой-нибудь храбрец. Посидев так несколько минут, чувствуешь, что готов схватиться за соломинку и подписать что угодно, любую книгу и любой фотоснимок, старый экземпляр газеты «Nice-Matin» и банковский чек.